воскресенье, 23 июня 2019
Стефания Романова
Развлекайся, девочка, сколько хочешь.
Заведи кота или, может, друга.
Босиком танцуй по бордюру ночью,
а стихи пусть будут твоим досугом.
Жги костры и звёзды, срывай рябину
и из ягод вешай на шею бусы.
Будь счастливой, искренней, смелой, сильной.
Не скрывай ни слёз, ни улыбок. Чувствуй,
как тебя любовно ласкает ветер,
как приносит сказки из стран востока.
Этот мир прекрасен и чист, и светел.
Наша жизнь щедра, хоть порой жестока.
Собирай листву в желтизну букета
и храни её между книжных строчек.
Темнота — одна из сторон монеты.
Пустота — ненужное мненье прочих.
Шей из тюлей юбки длиной до пола
и храни узоры из звёзд на рёбрах.
Будь везде «своей». Будь везде, как дома.
Отличай, пожалуйста, злых от добрых.
Веселись взаправду, встречая осень.
Отпускай синицу из рук да в небо.
Наслаждайся запахом мхов и сосен
и мешай в сознании быль и небыль.
Навари варенья с еловых шишек,
собирай грибы и плети корзины,
распиши поверхность кастрюль и крышек,
насуши орехов на злую зиму.
Помогай, чем сможешь и если можешь.
Не рыдай на публику, бесполезно.
Не вини себя за проступки в прошлом.
Ври кому угодно, с собой — будь честной.
Вырезай снежинки с дневной газеты.
Подпевать колонкам не нужно тихо.
Если очень хочешь, то верь в приметы.
Сохраняй, что держит тебя счастливой.
Если хочешь, выкинь часы из дома.
Мы же помним, время не любит спешки.
Открывайся новым чудным знакомым,
но при этом помни всегда о прежних.
Развлекайся, девочка, сколько хочешь.
Покажи любимым, что значит счастье.
Не храни обиду меж рифм и строчек.
Улыбайся, девочка. Улыбайся…
Развлекайся, девочка, сколько хочешь.
Заведи кота или, может, друга.
Босиком танцуй по бордюру ночью,
а стихи пусть будут твоим досугом.
Жги костры и звёзды, срывай рябину
и из ягод вешай на шею бусы.
Будь счастливой, искренней, смелой, сильной.
Не скрывай ни слёз, ни улыбок. Чувствуй,
как тебя любовно ласкает ветер,
как приносит сказки из стран востока.
Этот мир прекрасен и чист, и светел.
Наша жизнь щедра, хоть порой жестока.
Собирай листву в желтизну букета
и храни её между книжных строчек.
Темнота — одна из сторон монеты.
Пустота — ненужное мненье прочих.
Шей из тюлей юбки длиной до пола
и храни узоры из звёзд на рёбрах.
Будь везде «своей». Будь везде, как дома.
Отличай, пожалуйста, злых от добрых.
Веселись взаправду, встречая осень.
Отпускай синицу из рук да в небо.
Наслаждайся запахом мхов и сосен
и мешай в сознании быль и небыль.
Навари варенья с еловых шишек,
собирай грибы и плети корзины,
распиши поверхность кастрюль и крышек,
насуши орехов на злую зиму.
Помогай, чем сможешь и если можешь.
Не рыдай на публику, бесполезно.
Не вини себя за проступки в прошлом.
Ври кому угодно, с собой — будь честной.
Вырезай снежинки с дневной газеты.
Подпевать колонкам не нужно тихо.
Если очень хочешь, то верь в приметы.
Сохраняй, что держит тебя счастливой.
Если хочешь, выкинь часы из дома.
Мы же помним, время не любит спешки.
Открывайся новым чудным знакомым,
но при этом помни всегда о прежних.
Развлекайся, девочка, сколько хочешь.
Покажи любимым, что значит счастье.
Не храни обиду меж рифм и строчек.
Улыбайся, девочка. Улыбайся…
Сергей Мельников "А там, где яблони цвели"
Во сне простились мы с тобой.
Теперь две разные планеты.
Летит куда-то шар земной.
Но мы сошли с него - нас нету.
А там, где яблони цвели,
Уже с дождями бродит осень.
Любовь свою не сберегли.
Крик журавлиный даль уносит.
Вином не смоешь ты печаль,
Не укротишь разлуки львицу.
Пусть твоё доброе - прощай,
Поставит точку на странице.
Хоть больно думать о былом,
Оно тревожит снова душу.
Я прогоняю всё со сном
И лабиринты мыслей рушу.
Но почему же, отчего
Ищу везде твой взгляд украдкой?
Какая сила у него?
Какая есть в тебе загадка?
Опять теряюсь сам в себе.
Внушаю - большего не требуй.
То что прописано в судьбе -
И есть твоё земное древо.
Не мучай сердце - отпусти.
Жизнь не кончается на этом.
Пусть твоё доброе - прости,
Прощальным упадёт букетом.
А там, где яблони цвели,
Пускай с дождями бродит осень.
Судьбы земные корабли
В миры другие нас уносят.
Во сне простились мы с тобой.
Теперь две разные планеты.
Летит куда-то шар земной.
Но мы сошли с него - нас нету.
А там, где яблони цвели,
Уже с дождями бродит осень.
Любовь свою не сберегли.
Крик журавлиный даль уносит.
Вином не смоешь ты печаль,
Не укротишь разлуки львицу.
Пусть твоё доброе - прощай,
Поставит точку на странице.
Хоть больно думать о былом,
Оно тревожит снова душу.
Я прогоняю всё со сном
И лабиринты мыслей рушу.
Но почему же, отчего
Ищу везде твой взгляд украдкой?
Какая сила у него?
Какая есть в тебе загадка?
Опять теряюсь сам в себе.
Внушаю - большего не требуй.
То что прописано в судьбе -
И есть твоё земное древо.
Не мучай сердце - отпусти.
Жизнь не кончается на этом.
Пусть твоё доброе - прости,
Прощальным упадёт букетом.
А там, где яблони цвели,
Пускай с дождями бродит осень.
Судьбы земные корабли
В миры другие нас уносят.
Галия
***
она рисовала бабочек – синий рой
и белые, жёлтые, красные в нём вкрапления –
она рисовала музыку, и стеной
вставала над ней мелодия – чьё-то пение.
и солнечных бликов стая летела ввысь,
и бабочки, с ней сливаясь, творили радугу...
она рисовала осень – срывался лист,
и падал, кружился, падал, и небо падало.
она рисовала снег – и цвела зима,
и звуки шагов по снегу вели в забвение.
она рисовала музыку и сама
могла становиться ею
в одно мгновение.
2016
***
она рисовала бабочек – синий рой
и белые, жёлтые, красные в нём вкрапления –
она рисовала музыку, и стеной
вставала над ней мелодия – чьё-то пение.
и солнечных бликов стая летела ввысь,
и бабочки, с ней сливаясь, творили радугу...
она рисовала осень – срывался лист,
и падал, кружился, падал, и небо падало.
она рисовала снег – и цвела зима,
и звуки шагов по снегу вели в забвение.
она рисовала музыку и сама
могла становиться ею
в одно мгновение.
2016
Арина Царенко "Вино любви"
Когда от любви очень многого ждут,
Открыто ругают её и клянут,
Пинают её, поминая плюют:
Они лицемерно, несчастные, врут:
Любовь не бывает сама по себе.
Чтобы пылала - Души надо две.
Чтобы в одно монолитное, целое
Двое слились, как вино перезрелое:
Крепкое, сочного красного цвета,
С лёгкою ноткой листка первоцвета,
С привкусом горечи мёда гречишного.
И послевкусие будет отличное!
Души тогда никогда не расстанутся,
От послевкусия в век не откажутся.
Только бы встретиться им во Вселенной,
Не замаравшись хулой оголтелой...
__________________________________
Когда от любви очень многого ждут,
Открыто ругают её и клянут,
Пинают её, поминая плюют:
Они лицемерно, несчастные, врут:
Любовь не бывает сама по себе.
Чтобы пылала - Души надо две.
Чтобы в одно монолитное, целое
Двое слились, как вино перезрелое:
Крепкое, сочного красного цвета,
С лёгкою ноткой листка первоцвета,
С привкусом горечи мёда гречишного.
И послевкусие будет отличное!
Души тогда никогда не расстанутся,
От послевкусия в век не откажутся.
Только бы встретиться им во Вселенной,
Не замаравшись хулой оголтелой...
__________________________________
Синицын Тихон
Забытый язык
Склоняется клевера
Робкий цветок;
Увесистый шмель нарушает молчанье.
Дрожит над водой триединый листок –
Сакральной семантики напоминанье.
Тончайшая графика ветхих корней
Почти повторяет сельджукский орнамент.
Бормочет родник среди мшистых камней
О том, что иная реальность над нами:
Надземное море, считай акварель,
Где солнечный луч сквозь пространство струится;
В холодных потоках, почти как форель,
Свободно скользит
То ли тень, то ли птица...
Умом понимаю и чувствую я
Реальность иного совсем бытия.
Об этом напомнил не только родник,
Об этом и дрозд вспоминает на скрипке
Незримой.
Об этом: забытый язык
Тенистого леса
И туч манускрипты...
Забытый язык
Склоняется клевера
Робкий цветок;
Увесистый шмель нарушает молчанье.
Дрожит над водой триединый листок –
Сакральной семантики напоминанье.
Тончайшая графика ветхих корней
Почти повторяет сельджукский орнамент.
Бормочет родник среди мшистых камней
О том, что иная реальность над нами:
Надземное море, считай акварель,
Где солнечный луч сквозь пространство струится;
В холодных потоках, почти как форель,
Свободно скользит
То ли тень, то ли птица...
Умом понимаю и чувствую я
Реальность иного совсем бытия.
Об этом напомнил не только родник,
Об этом и дрозд вспоминает на скрипке
Незримой.
Об этом: забытый язык
Тенистого леса
И туч манускрипты...
Всеволод Рождественский ДЕРЕВЯННЫЙ МЕДВЕДЬ
С приподнятой мордой сторожкой
Медведь у меня на окне
С растянутой в лапах гармошкой
Уселся на низеньком пне.
Родная в нем есть неуклюжесть,
И ловкость движений притом,
Когда, хлопотливо натужась,
Он жмет на басовый излом.
А узкая умная морда,
Сверкая брусничками глаз,
Глядит добродушно и гордо
В мохнатой улыбке на нас.
Кто, липовый плотный обрубок
Зажав в самодельных тисках,
Дубленый строгал полушубок
И лапы в смазных сапогах?
Кто этот неведомый резчик,
Умелец мечты и ножа,
Вложивший в безмолвные вещи
Ту радость, что вечно свежа?
Отменная это работа —
Художество тех деревень,
Где с долгого солнцеворота
Не меркнет и за полночь день.
Старательно, неторопливо
Рождался медведь под ножом,
И есть в нем та русская сила,
Что в Севере дышит моем.
Умелец, никем не воспетый,
Прими безответный привет!
Я знаю, за Вологдой где-то
Есть братски мне близкий поэт.
С приподнятой мордой сторожкой
Медведь у меня на окне
С растянутой в лапах гармошкой
Уселся на низеньком пне.
Родная в нем есть неуклюжесть,
И ловкость движений притом,
Когда, хлопотливо натужась,
Он жмет на басовый излом.
А узкая умная морда,
Сверкая брусничками глаз,
Глядит добродушно и гордо
В мохнатой улыбке на нас.
Кто, липовый плотный обрубок
Зажав в самодельных тисках,
Дубленый строгал полушубок
И лапы в смазных сапогах?
Кто этот неведомый резчик,
Умелец мечты и ножа,
Вложивший в безмолвные вещи
Ту радость, что вечно свежа?
Отменная это работа —
Художество тех деревень,
Где с долгого солнцеворота
Не меркнет и за полночь день.
Старательно, неторопливо
Рождался медведь под ножом,
И есть в нем та русская сила,
Что в Севере дышит моем.
Умелец, никем не воспетый,
Прими безответный привет!
Я знаю, за Вологдой где-то
Есть братски мне близкий поэт.
Владимир Родионов "ВИШНЯ"
У нас в саду давно поспела вишня,
Пришла пора, мне ягоды сорвать.
Но вот беда, ты больше мне не снишься,
Я стал тебя, как видно забывать.
Я каждый день твердил одно и тоже,
Что с нами было, то давно прошло.
Что я найду себе ещё моложе,
Коль нам в любви с тобой не повезло.
Ты этих строк во век читать не будешь,
И, мне твоих читать не суждено.
Как страшный сон ты старое забудешь,
Как забывают старое кино.
Взорвалась вишня соком под руками,
Мне показалось, будто это кровь.
Что до сих пор сочит из нашей раны,
Что нам с тобой оставила любовь.
Но, дай нам Бог обоим снова счастья,
Чтоб мы могли по прежнему мечтать.
А коль не даст без оного участия,
Свой путь земной мы будем продолжать.
У нас в саду давно поспела вишня,
Пришла пора, мне ягоды сорвать.
Но вот беда, ты больше мне не снишься,
Я стал тебя, как видно забывать.
Я каждый день твердил одно и тоже,
Что с нами было, то давно прошло.
Что я найду себе ещё моложе,
Коль нам в любви с тобой не повезло.
Ты этих строк во век читать не будешь,
И, мне твоих читать не суждено.
Как страшный сон ты старое забудешь,
Как забывают старое кино.
Взорвалась вишня соком под руками,
Мне показалось, будто это кровь.
Что до сих пор сочит из нашей раны,
Что нам с тобой оставила любовь.
Но, дай нам Бог обоим снова счастья,
Чтоб мы могли по прежнему мечтать.
А коль не даст без оного участия,
Свой путь земной мы будем продолжать.
Владимир Алейников ПЕРЕД СУМЕРКАМИ
Жемчужней – неба набеганье
На голубеющую даль,
Где жил простора содроганье
Приходит в ближнюю печаль.
Не жалят помыслами взоров
Громаду влажных облаков –
И шорох нежных разговоров
Составлен сплошь из пустяков.
Цветами, брошенными свыше,
Исправлен перечень аллей –
И, словно спрятанное в ниши,
Мне умиление милей.
Во всём – расслабленная участь
Растений, замерших стеной,
И бессловесная певучесть
Вокруг меня и надо мной.
Не жаль отчаянья и боли,
Не ждёшь – а всё же сам не свой, –
Расценим вскоре поневоле
Молчанье кровель за листвой.
Мне гостьей кажется прохлада
Из лет, напомнивших мотив,
Где зеленеющего сада
Фригийский лад благочестив, –
Но вот он, полон восхищенья
Пред возрастанием теней,
Подобно вестнику прощенья,
Возникнет, нежного нежней.
Жемчужней – неба набеганье
На голубеющую даль,
Где жил простора содроганье
Приходит в ближнюю печаль.
Не жалят помыслами взоров
Громаду влажных облаков –
И шорох нежных разговоров
Составлен сплошь из пустяков.
Цветами, брошенными свыше,
Исправлен перечень аллей –
И, словно спрятанное в ниши,
Мне умиление милей.
Во всём – расслабленная участь
Растений, замерших стеной,
И бессловесная певучесть
Вокруг меня и надо мной.
Не жаль отчаянья и боли,
Не ждёшь – а всё же сам не свой, –
Расценим вскоре поневоле
Молчанье кровель за листвой.
Мне гостьей кажется прохлада
Из лет, напомнивших мотив,
Где зеленеющего сада
Фригийский лад благочестив, –
Но вот он, полон восхищенья
Пред возрастанием теней,
Подобно вестнику прощенья,
Возникнет, нежного нежней.
Алексей Байбатров "Тебя здесь нет"
Тебя здесь нет... Мой странный мир
Для счастья на двоих не создан.
Я лишь случайный пассажир
В чужой судьбе, что мчится к звёздам.
Тебя здесь нет... Тут правит ложь,
О том, что есть любовь под небом;
Что ты когда-нибудь найдёшь
Меня, где я б на свете не был.
В холодном царстве сквозняков,
Разлук, звенящих до истерик,
Плыву по тьме без парусов
Не зная, где знакомый берег.
Тебя здесь нет... В пустом окне,
Томится одинокий вечер.
И знаешь, часто снится мне,
Что никогда тебя не встречу.
Тебя здесь нет... Мой странный мир
Для счастья на двоих не создан.
Я лишь случайный пассажир
В чужой судьбе, что мчится к звёздам.
Тебя здесь нет... Тут правит ложь,
О том, что есть любовь под небом;
Что ты когда-нибудь найдёшь
Меня, где я б на свете не был.
В холодном царстве сквозняков,
Разлук, звенящих до истерик,
Плыву по тьме без парусов
Не зная, где знакомый берег.
Тебя здесь нет... В пустом окне,
Томится одинокий вечер.
И знаешь, часто снится мне,
Что никогда тебя не встречу.
Постникова Ольга
Радуйся!
На греческих плитах могильных написано «Хайрэ!»
(«Радуйся» или «Привет»?)
Дикий шиповник благоухает,
Слепит тополиная круговерть.
Смотри в эти мокрые лица, на листья,
На трепыханье живых!
Радуйся, когда в ликовании ливня
Майские черви влекутся на гудрон мостовых.
Радуйся, когда отяжеляет кровли
Снежная благодать.
Щурься от света сквозь веки, от солнечной крови,
Ведь могли вообще убить, ничего не дать!
Радуйся тому, что тепло, почти двадцать градусов,
Если ты можешь дышать, радуйся!
Только вернись после смерти и после сожженья!
Белою стелой обещана трапеза впредь:
Ложе и стол, виноградного сока броженье…
Как хорошо жить и как хорошо умереть!
Радуйся!
На греческих плитах могильных написано «Хайрэ!»
(«Радуйся» или «Привет»?)
Дикий шиповник благоухает,
Слепит тополиная круговерть.
Смотри в эти мокрые лица, на листья,
На трепыханье живых!
Радуйся, когда в ликовании ливня
Майские черви влекутся на гудрон мостовых.
Радуйся, когда отяжеляет кровли
Снежная благодать.
Щурься от света сквозь веки, от солнечной крови,
Ведь могли вообще убить, ничего не дать!
Радуйся тому, что тепло, почти двадцать градусов,
Если ты можешь дышать, радуйся!
Только вернись после смерти и после сожженья!
Белою стелой обещана трапеза впредь:
Ложе и стол, виноградного сока броженье…
Как хорошо жить и как хорошо умереть!
Коваленков Александр
Звездной ночью
Загадочно мерцая в окулярах,
Плывёт сквозь тьму космических глубин
Оранжевый сосед земного шара,
Фантазий и утопий властелин –
Марс. Миллионовёрстным расстояньем
Уменьшен, в детский мячик превращён,
Плывёт, мерцает гаснущим сияньем
Закатных, нам неведомых времён.
Кто дышит атмосферой разрежённой
И, может быть, следит который век
За нашею планетою зелёной,
Где марсиан придумал человек!
Трёхногие гиганты страшной сказки,
Железные грибы багровой тьмы…
Уэллс их создал людям для острастки,
Пугая слишком смелые умы.
Нет, не затем мечта стремилась к свету
И сердце Циолковского влекла,
Чтоб вестницей войны послать ракету,
Туда, где жизнь спасения ждала!
Не угадать и не назначить срока,
Но он настанет, этот день и час,
Когда мы встретим тех, кто издалёка,
Надежды не теряя, верил в нас.
1955
Звездной ночью
Загадочно мерцая в окулярах,
Плывёт сквозь тьму космических глубин
Оранжевый сосед земного шара,
Фантазий и утопий властелин –
Марс. Миллионовёрстным расстояньем
Уменьшен, в детский мячик превращён,
Плывёт, мерцает гаснущим сияньем
Закатных, нам неведомых времён.
Кто дышит атмосферой разрежённой
И, может быть, следит который век
За нашею планетою зелёной,
Где марсиан придумал человек!
Трёхногие гиганты страшной сказки,
Железные грибы багровой тьмы…
Уэллс их создал людям для острастки,
Пугая слишком смелые умы.
Нет, не затем мечта стремилась к свету
И сердце Циолковского влекла,
Чтоб вестницей войны послать ракету,
Туда, где жизнь спасения ждала!
Не угадать и не назначить срока,
Но он настанет, этот день и час,
Когда мы встретим тех, кто издалёка,
Надежды не теряя, верил в нас.
1955
Ванханен Наталья
Господи, время, куда ты?
Горсткой, обвалом, гуртом!
Я ведь не ставила даты,
думала, это потом.
Думала, все еще будет.
Думала, ну времена!
Думала, время рассудит.
Ан уж и вечность видна.
Что она, впрочем, такое?
Туго налеплен сургуч.
Листья опавшие? Хвоя?
Белый с пылинками луч?
Карцер? Симпозиум умный?
Банька? Бескрайняя даль?
Или веселый и шумный
пионерлагерь “Печаль”,
тот, где, о папе и маме
вдруг загрустив у ворот,
девочка в мятой панаме
пишет в намокший блокнот...
Господи, время, куда ты?
Горсткой, обвалом, гуртом!
Я ведь не ставила даты,
думала, это потом.
Думала, все еще будет.
Думала, ну времена!
Думала, время рассудит.
Ан уж и вечность видна.
Что она, впрочем, такое?
Туго налеплен сургуч.
Листья опавшие? Хвоя?
Белый с пылинками луч?
Карцер? Симпозиум умный?
Банька? Бескрайняя даль?
Или веселый и шумный
пионерлагерь “Печаль”,
тот, где, о папе и маме
вдруг загрустив у ворот,
девочка в мятой панаме
пишет в намокший блокнот...
Гройсман Вадим
Китайская ширма
Разгадал я правила игры,
Тайну встречи с горними умами:
Ширма, разделившая миры,
Сделана из рисовой бумаги.
Кто-нибудь, ребёнок или бог,
Разорвёт послушную завесу
И меня, бесформенный комок,
Подготовит к новому замесу.
А пока иного дела нет –
В хаосе бамбука и пионов,
Процедившем заоконный свет,
Различать павлинов и драконов.
Китайская ширма
Разгадал я правила игры,
Тайну встречи с горними умами:
Ширма, разделившая миры,
Сделана из рисовой бумаги.
Кто-нибудь, ребёнок или бог,
Разорвёт послушную завесу
И меня, бесформенный комок,
Подготовит к новому замесу.
А пока иного дела нет –
В хаосе бамбука и пионов,
Процедившем заоконный свет,
Различать павлинов и драконов.
воскресенье, 02 декабря 2018
Николай Константинович Рерих СЕМЬ ПЛАНОВ БЫТИЯ
Собери всех ученых мужей
И спроси, почему есть
Семь пядей во лбу,
Семь отверстий в любой голове,
Семь у кожи слоев,
Семь у ада кругов,
И семь смертных грехов,
Семь небес
И семь верст до небес,
Семь на свете чудес,
И в неделе семь дней,
И у лиры семь струн,
И у звука семь нот,
И один лишь ответ на семь бед!
Почему через семь дней
Меняются фазы луны!
Через семь лет меняются клетки твои
Почему у всех тайн семь замков!
И у радуги - есть семь цветов!
И тайный Бог, почему взялся
Мир сотворить за семь дней!
Собери всех ученых мужей,
Пусть отмерят семь раз,
Прежде чем отрицать,
Что в тебе семь тебя,
Семь таинственных « Я»!
Это значит, что в теле твоем
Есть семь тел
На семи этажах Бытия
Плоть животная, страхи
И страсть – это в самом низу,
А на самом верху – Живой Свет,
Вечный, знающий все
Свет, творящий миры – это ты…
Собери всех ученых мужей
И спроси, почему есть
Семь пядей во лбу,
Семь отверстий в любой голове,
Семь у кожи слоев,
Семь у ада кругов,
И семь смертных грехов,
Семь небес
И семь верст до небес,
Семь на свете чудес,
И в неделе семь дней,
И у лиры семь струн,
И у звука семь нот,
И один лишь ответ на семь бед!
Почему через семь дней
Меняются фазы луны!
Через семь лет меняются клетки твои
Почему у всех тайн семь замков!
И у радуги - есть семь цветов!
И тайный Бог, почему взялся
Мир сотворить за семь дней!
Собери всех ученых мужей,
Пусть отмерят семь раз,
Прежде чем отрицать,
Что в тебе семь тебя,
Семь таинственных « Я»!
Это значит, что в теле твоем
Есть семь тел
На семи этажах Бытия
Плоть животная, страхи
И страсть – это в самом низу,
А на самом верху – Живой Свет,
Вечный, знающий все
Свет, творящий миры – это ты…
Эдуард Багрицкий ОСЕНЬ
По жнитвам, по дачам, по берегам
Проходит осенний зной.
Уже необычнее по ночам
За хатами псиный вой.
Да здравствует осень!
Сады и степь,
Горючий морской песок -
Пропитаны ею, как черствый хлеб,
Который в спирту размок.
Я знаю, как тропами мрак прошит,
И полночь пуста, как гроб;
Там дичь и туман
В травяной глуши,
Там прыгает ветер в лоб!
Охотничьей ночью я стану там,
На пыльном кресте путей,
Чтоб слушать размашистый плеск и гам
Гонимых на юг гусей!
Я на берег выйду:
Густой, густой
Туман от соленых вод
Клубится и тянется над водой,
Где рыбий косяк плывет.
И ухо мое принимает звук,
Гудя, как пустой сосуд;
И я различаю:
На юг, на юг
Осетры плывут, плывут!
Шипенье подводного песка,
Неловкого краба ход,
И чаек полет, и пробег бычка,
И круглой медузы лед.
Я утра дождусь...
А потом, потом,
Когда распахнется мрак,
Я на гору выйду...
В родимый дом
Направлю спокойный шаг.
Я слышал осеннее бытие,
Я море узнал и степь;
Я свистну собаку, возьму ружье
И в сумку засуну хлеб.. .
Опять упадает осенний зной,
Густой, как цветочный мед,-
И вот над садами и над водой
Охотничий день встает...
По жнитвам, по дачам, по берегам
Проходит осенний зной.
Уже необычнее по ночам
За хатами псиный вой.
Да здравствует осень!
Сады и степь,
Горючий морской песок -
Пропитаны ею, как черствый хлеб,
Который в спирту размок.
Я знаю, как тропами мрак прошит,
И полночь пуста, как гроб;
Там дичь и туман
В травяной глуши,
Там прыгает ветер в лоб!
Охотничьей ночью я стану там,
На пыльном кресте путей,
Чтоб слушать размашистый плеск и гам
Гонимых на юг гусей!
Я на берег выйду:
Густой, густой
Туман от соленых вод
Клубится и тянется над водой,
Где рыбий косяк плывет.
И ухо мое принимает звук,
Гудя, как пустой сосуд;
И я различаю:
На юг, на юг
Осетры плывут, плывут!
Шипенье подводного песка,
Неловкого краба ход,
И чаек полет, и пробег бычка,
И круглой медузы лед.
Я утра дождусь...
А потом, потом,
Когда распахнется мрак,
Я на гору выйду...
В родимый дом
Направлю спокойный шаг.
Я слышал осеннее бытие,
Я море узнал и степь;
Я свистну собаку, возьму ружье
И в сумку засуну хлеб.. .
Опять упадает осенний зной,
Густой, как цветочный мед,-
И вот над садами и над водой
Охотничий день встает...
Светлана Чоколаева
Люди возвращаются из прошлого
В самый неожиданный момент.
Даже, когда тропы запорошены,
И когда на небе солнца нет.
По траве запутанной не скошенной,
Пробивая камни толстых стен,
Люди возвращаются из прошлого.
Только вот, скажите мне, зачем?
С сердцем опустевшим и изношенным,
В зной, и в дождь, и в сильный снегопад,
Гостем позабытым и не прошенным
Люди возвращаются назад.
Сами ищут глупые, дотошные
Ими же давно забытый путь.
Люди возвращаются из прошлого,
Думая, что можно все вернуть.
Сразу вспоминают все хорошее:
«Помнишь? Знаешь… А могло бы быть…»
Кто они? Обычные прохожие.
Разве их положено любить?
Вечность, что без них когда-то прожили
Можно ли забыть? Простить ту боль?!
Люди возвращаются из прошлого,
Чтобы воскресить свою любовь.
Но любовь вернуть ли? Может, тошно им,
Что остались в целом-то, «ни с чем»?
Люди возвращаются из прошлого.
Только не понятно мне, зачем!
Люди возвращаются из прошлого
В самый неожиданный момент.
Даже, когда тропы запорошены,
И когда на небе солнца нет.
По траве запутанной не скошенной,
Пробивая камни толстых стен,
Люди возвращаются из прошлого.
Только вот, скажите мне, зачем?
С сердцем опустевшим и изношенным,
В зной, и в дождь, и в сильный снегопад,
Гостем позабытым и не прошенным
Люди возвращаются назад.
Сами ищут глупые, дотошные
Ими же давно забытый путь.
Люди возвращаются из прошлого,
Думая, что можно все вернуть.
Сразу вспоминают все хорошее:
«Помнишь? Знаешь… А могло бы быть…»
Кто они? Обычные прохожие.
Разве их положено любить?
Вечность, что без них когда-то прожили
Можно ли забыть? Простить ту боль?!
Люди возвращаются из прошлого,
Чтобы воскресить свою любовь.
Но любовь вернуть ли? Может, тошно им,
Что остались в целом-то, «ни с чем»?
Люди возвращаются из прошлого.
Только не понятно мне, зачем!
Светлана Чоколаева
Люди возвращаются из прошлого
В самый неожиданный момент.
Даже, когда тропы запорошены,
И когда на небе солнца нет.
По траве запутанной не скошенной,
Пробивая камни толстых стен,
Люди возвращаются из прошлого.
Только вот, скажите мне, зачем?
С сердцем опустевшим и изношенным,
В зной, и в дождь, и в сильный снегопад,
Гостем позабытым и не прошенным
Люди возвращаются назад.
Сами ищут глупые, дотошные
Ими же давно забытый путь.
Люди возвращаются из прошлого,
Думая, что можно все вернуть.
Сразу вспоминают все хорошее:
«Помнишь? Знаешь… А могло бы быть…»
Кто они? Обычные прохожие.
Разве их положено любить?
Вечность, что без них когда-то прожили
Можно ли забыть? Простить ту боль?!
Люди возвращаются из прошлого,
Чтобы воскресить свою любовь.
Но любовь вернуть ли? Может, тошно им,
Что остались в целом-то, «ни с чем»?
Люди возвращаются из прошлого.
Только не понятно мне, зачем!
Люди возвращаются из прошлого
В самый неожиданный момент.
Даже, когда тропы запорошены,
И когда на небе солнца нет.
По траве запутанной не скошенной,
Пробивая камни толстых стен,
Люди возвращаются из прошлого.
Только вот, скажите мне, зачем?
С сердцем опустевшим и изношенным,
В зной, и в дождь, и в сильный снегопад,
Гостем позабытым и не прошенным
Люди возвращаются назад.
Сами ищут глупые, дотошные
Ими же давно забытый путь.
Люди возвращаются из прошлого,
Думая, что можно все вернуть.
Сразу вспоминают все хорошее:
«Помнишь? Знаешь… А могло бы быть…»
Кто они? Обычные прохожие.
Разве их положено любить?
Вечность, что без них когда-то прожили
Можно ли забыть? Простить ту боль?!
Люди возвращаются из прошлого,
Чтобы воскресить свою любовь.
Но любовь вернуть ли? Может, тошно им,
Что остались в целом-то, «ни с чем»?
Люди возвращаются из прошлого.
Только не понятно мне, зачем!
Какая роскошь — быть не в моде
И жить, ни на кого не глядя,
И одеваться по погоде,
Не ради взглядов встречных дядей.
Прослыть не побояться дурой,
Не прибавлять платформой роста,
Не подгонять свою фигуру
Под " шестьдесят " и " девяносто."
Веселой быть и самодурной,
Зевать, коль станет слишком скучно.
Какая роскошь — быть не модной,
А быть самой собою — штучной.
Елена Миронова
И жить, ни на кого не глядя,
И одеваться по погоде,
Не ради взглядов встречных дядей.
Прослыть не побояться дурой,
Не прибавлять платформой роста,
Не подгонять свою фигуру
Под " шестьдесят " и " девяносто."
Веселой быть и самодурной,
Зевать, коль станет слишком скучно.
Какая роскошь — быть не модной,
А быть самой собою — штучной.
Елена Миронова
Людмила Шкилева
Пряду я жизни тоненькую нить,
Скрывая узелки и узелочки.
Веретено бы лишь не уронить,
Не растерять заветные клубочки.
Вот этот - легкий, словно облака
Со вкусом озорства и шоколада.
С ним обращаться бережнее надо –
В нем нежность мамы, запах молока…
А этот - свежий, как вишневый сад,
В нем все впервой: свиданья и объятья,
И поцелуй, и свадебное платье,
И та любовь, что не вернуть назад…
А эта нить с названием «меланж» -
Расцветок в ней намешано немало,
Большой клубок – его я прясть устала,
Но в нем и пораженье, и… реванш;
Достаточно и света, и тепла:
Рожденье деток, радость их взросленья,
И самые прекрасные мгновенья,
И боли много – тоже ведь была…
Еще один – спокойней и плотней,
Прочнее нить и реже узелочки:
Болели меньше сыновья и дочки –
Его плести мне было веселей…
А этот – недомотанный клубок –
Остаток лет, насколько хватит силы...
Покуда ничего не позабыла -
Я буду прясть…
Чтоб подвести итог...
Пряду я жизни тоненькую нить,
Скрывая узелки и узелочки.
Веретено бы лишь не уронить,
Не растерять заветные клубочки.
Вот этот - легкий, словно облака
Со вкусом озорства и шоколада.
С ним обращаться бережнее надо –
В нем нежность мамы, запах молока…
А этот - свежий, как вишневый сад,
В нем все впервой: свиданья и объятья,
И поцелуй, и свадебное платье,
И та любовь, что не вернуть назад…
А эта нить с названием «меланж» -
Расцветок в ней намешано немало,
Большой клубок – его я прясть устала,
Но в нем и пораженье, и… реванш;
Достаточно и света, и тепла:
Рожденье деток, радость их взросленья,
И самые прекрасные мгновенья,
И боли много – тоже ведь была…
Еще один – спокойней и плотней,
Прочнее нить и реже узелочки:
Болели меньше сыновья и дочки –
Его плести мне было веселей…
А этот – недомотанный клубок –
Остаток лет, насколько хватит силы...
Покуда ничего не позабыла -
Я буду прясть…
Чтоб подвести итог...
Михаил Голодный
ОСЕННЯЯ СТЕПЬ
В осенний тусклый свет рядится
Дождливой осени рассвет.
Стоит-летит на месте птица,
Как будто ей пять тысяч лет.
Идёшь, идёшь, и всё знакомо:
Дорога, насыпи, овраг.
И двести километров к дому
Пройти без отдыха - пустяк!
Но вот в тумане холм покатый
И за оврагом перевал.
И кажется, здесь был когда-то,
И кажется, что не бывал.
Как древний ящер, дачный поезд
Ползёт от насыпи в Херсон.
И, рыжим дымом в небе кроясь,
Походит на забытый сон.
Какой? - Не вспомнишь, не опишешь,
Он тенью в памяти мелькнёт,
И долго голос детства слышишь,
Пока он в сердце не замрёт.
ОСЕННЯЯ СТЕПЬ
В осенний тусклый свет рядится
Дождливой осени рассвет.
Стоит-летит на месте птица,
Как будто ей пять тысяч лет.
Идёшь, идёшь, и всё знакомо:
Дорога, насыпи, овраг.
И двести километров к дому
Пройти без отдыха - пустяк!
Но вот в тумане холм покатый
И за оврагом перевал.
И кажется, здесь был когда-то,
И кажется, что не бывал.
Как древний ящер, дачный поезд
Ползёт от насыпи в Херсон.
И, рыжим дымом в небе кроясь,
Походит на забытый сон.
Какой? - Не вспомнишь, не опишешь,
Он тенью в памяти мелькнёт,
И долго голос детства слышишь,
Пока он в сердце не замрёт.